Общество,
10.12.2019 18:00
«Кто скажет, что на войне не страшно, не поверю»: исповедь офицера СОБРа, воевавшего в Чечне и «бравшего» криминальных авторитетов Ростова
Евгений Лисицын награжден орденом Мужества и медалью “За отвагу”. Фото: Евгений Лисицын
Читайте также:
- Ростовские туроператоры раскритиковали аэропорт Платов (09.12.2019 10:31)
- В Ростове при установке Стелы воинской славы допустили множество ошибок (08.12.2019 19:51)
- Транспорт с выдержкой: почему по Ростову продолжает ездить старый хлам (09.12.2019 07:00)
Боевой ветеран Евгений Лисицын несколько лет был сотрудником специального отряда быстрого назначения. Причем служил в самое «горячее» время — в лихие 90-е. На счету ростовчанина — десятки спецопераций по задержанию криминальных авторитетов, поиску и уничтожению террористов, освобождение заложников. Исповедь офицера СОБРа — в материале «Блокнот Ростов».
В семье у меня почти все были военными, кроме отца. Я даже в школе особо не задумывался, куда пойду, все уже решено было. В СОБР я попал по случайному стечению обстоятельств.
Познакомился с одним парнем. Выяснилось, что его отец — командир СОБРа, и набирает свой отряд. На тот момент у меня уже был опыт работы в подразделении спецназа внутренних войск, поэтому решил пойти. Молодой был, все интересно. Командир тщательно подбирал сотрудников, с каждым проводил собеседование, коллектив очень интересный подобрался.
В СОБР приходят не из-за красивой формы. Фото: Vitaly V. Kuzmin / wikipedia.org
Когда подразделение создавалось, было тяжелое время — развал Союза, всплеск преступности. Мы заступали на сутки и бывало по три выезда за дежурство. То есть с одного задержания приезжаем, сразу на другое. Работы было много. Если не дежуришь, тренируешься. Да даже во время смены обязательны тренировки. Не только физические, можно было тактику отрабатывать. Постоянно себя в форме держали. Причем, никто нас не заставлял, такой ритм жизни был. Подготовка была разносторонняя — тактическая, физическая, юридическая, огневая, высотная и психологическая. Нас учили преодолевать страхи и барьеры.
Каждую операцию тщательно планировали. От того, как работает группа, зависит выполнение задачи и жизнь сотрудников. У каждого есть напарник, соответственно, ты взаимодействуешь с ним и вы друг друга прикрываете.
Два раза заложников освобождали. Самый громкий случай был в 1994 году, когда 25-ю гимназию захватили.
90-е в Ростовской области были действительно лихими. Для обычного человека может и не заметно, но когда ты в этом каждый день крутишься, картина совсем другая. К сожалению, даже сейчас, по прошествии стольких лет, о многих операциях не могу рассказывать — не имею права.
Взаимоотношения в коллективе были особые. Когда каждый понимает, что этот день может стать последним. Все качества человека — и плохие, и хорошие — выходят наружу. В таких условиях ты не сыграешь. В гражданской жизни можно о себе какое-то впечатление создать, а в тех условиях человек проявляется таким, какой он есть.
В СОБРе были только те, кто этим жил, кто к этому стремился. Это осознанный выбор. Это не так, что на один день пришел, надел форму красивую и все. Ты должен понимать, что можешь погибнуть. Мы же в 90-е там работали. Бывало такое, что зарплату месяцами не получали, но все равно оставались, потому что нравилось, потому что наше. И семья должна быть к этому готова. Было пару товарищей, от которых жены уходили, не выдерживали. И я их понимаю.
Бойцов СОБРа в лицо знают только их близкие и командиры. Фото: Vitaly V. Kuzmin / wikipedia.org
Нас, например, командир не заставлял ехать в Чечню. Он сразу сказал, кто не хочет, не надо. Все таки шаг серьезный. И было пару человек, которые отсеялись.
Еще до СОБРа я был на войне в Абхазии, но Чечня — самое тяжелое испытание. В Абхазии я помоложе был, не так все воспринимал, более бесшабашно. А вот Чеченская война — серьезное испытание. Несколько раз туда выезжали.
Началось со штурма Грозного. Когда смотрел на развалины города, у меня ассоциация возникала с Великой Отечественной войной. Сравнивал, как там все было, когда полностью все разрушено. Страшно и тяжело.
Если кто скажет, что на войне не страшно, я не поверю. Страх в любом случае есть. Другое дело, что ты его убираешь, приглушаешь. Как защитная реакция. И на этом адреналине все делаешь и двигаешься быстрее. Не знаю, как у всех, но у меня складывалось впечатление, что я в кино и вижу себя со стороны. Во время операций не боялся погибнуть. Это потом уже понимаешь, что чуть не так повел бы себя и все. А в те моменты адреналин берет верх.
Разбитый "Президентский дворец" в Грозном . Фото: Михаил Евстафьев / wikipedia.org
Кстати, свои пайки мы часто местным отдавали. Дети подходили, женщины. Мне эта картина запомнилась. Город разбит, света нет, воды нет.
Там я впервые начал молиться. Хотя молитв не знал, но как умел, от себя. Человеку нужна опора, нужно верить и надеяться, без этого в таких условиях никак. После войны я покрестился. В Чечне дал обещание, что если выживу, обязательно пойду и покрещусь. Скажем так, Господь обещание сдержал, поэтому и я в долгу не остался. Потому что были моменты, когда 50 на 50, даже может ближе к худшему. Но я вернулся оттуда живой.
Повезло, у меня были только легкие контузии, серьезных ранений не было. Товарищей не терял на войне. У нас был командир, которому я очень благодарен. Он нас подготовил так, что из любой операции мы выходили без потерь. Для нашего отряда он был как ангел-хранитель.
Уничтоженная российская БМП в Грозном, 1995 год. Фото: Михаил Евстафьев / wikipedia.org
После войны была депрессия. Но я этого не осознавал, не понимал. Многие пытаются чем-то заглушить — алкоголь или другие методы. Я когда понял, что со мной тоже не так что-то, решил поступить на психологию, чтобы в себе разобраться. У меня даже выпускная работа была этому посвящена.Учеба на психолога и помогла справиться с внутренними последствиями войны. Хотя я не скажу, что мне снятся кошмары с тех времен. Да, бывают сны, но как кино и постоянно с какими-то трудностями сталкиваюсь — то патронов не хватает, то еще что-то.
Кстати, фильмы я о военных действиях и о работе спецслужб я не смотрю. Потому что все не так было. Только «Полицейский с Рублевки», потому что смешно. А все остальное не нравится, не интересно мне.
Работал я в СОБР четыре года. Когда ушел командир, я тоже погорячился и уволился. Сейчас думаю, что мог остаться. Если сравнивать 90-е и наше время, то могу сказать, что раньше было больше беззакония. Тогда был всплеск криминала. Сейчас есть государство, есть какая-то уверенность.
Евгений Лисицын попал в СОБР совсем молодым. Фото: Евгений Лисицын
Теперь я решил заниматься социально важным делом. Чтить память погибших ребят. У меня есть фонд ветеранов спецназа «Дмитрий Донской». Совместно с Росгвардией мы проводим мероприятия в честь погибших героев. Прививаем патриотичность, да и просто основные моральные качества. Берем на попечительство детей с трудными судьбами. Понятно, что всех исправить нельзя, но мы делаем для этого все возможное. Стараемся их поставить на верный путь. Помогаем детским домам и приютам.
Я не считаю себя героем. Это не так. У меня есть Орден Мужества и медаль «За отвагу». Получил их за дело, за что конкретно — говорить не буду. Но я не кричу об этом на каждом шагу. Да и многие из СОБРа такие же. Я как-то своего товарища позвал на одно мероприятие, попросил надеть все его награды. Это был первый и последний раз, когда он их доставал. Знаете, это что-то личное, что-то свое. То, что у тебя есть, но показывать всем не хочется. Для меня пример — ребята, которые школу в Беслане освобождали. Дима Разумовский (Герой России, офицер спецназа ФСБ, погиб, спасая детей — прим.ред.), его памяти проводим турнир по боксу в Аксае. Я с его женой и братом общаюсь, он тоже участвовал там и был ранен. Им приятно, что о Диме помнят и чтят его подвиг. Или герои те, кто собой взрывчатку накрывал, чтобы других спасти. А я обычный человек со своими недостатками и изъянами.
Антонина Курская
Присылайте свои новости, фото и видео на номер +7 (938) 107-87-80 (Viber, WhatsApp). Звоните, если попали в сложную ситуацию и не получили помощи от чиновников.
В семье у меня почти все были военными, кроме отца. Я даже в школе особо не задумывался, куда пойду, все уже решено было. В СОБР я попал по случайному стечению обстоятельств.
Познакомился с одним парнем. Выяснилось, что его отец — командир СОБРа, и набирает свой отряд. На тот момент у меня уже был опыт работы в подразделении спецназа внутренних войск, поэтому решил пойти. Молодой был, все интересно. Командир тщательно подбирал сотрудников, с каждым проводил собеседование, коллектив очень интересный подобрался.
В СОБР приходят не из-за красивой формы. Фото: Vitaly V. Kuzmin / wikipedia.org
Когда подразделение создавалось, было тяжелое время — развал Союза, всплеск преступности. Мы заступали на сутки и бывало по три выезда за дежурство. То есть с одного задержания приезжаем, сразу на другое. Работы было много. Если не дежуришь, тренируешься. Да даже во время смены обязательны тренировки. Не только физические, можно было тактику отрабатывать. Постоянно себя в форме держали. Причем, никто нас не заставлял, такой ритм жизни был. Подготовка была разносторонняя — тактическая, физическая, юридическая, огневая, высотная и психологическая. Нас учили преодолевать страхи и барьеры.
Каждую операцию тщательно планировали. От того, как работает группа, зависит выполнение задачи и жизнь сотрудников. У каждого есть напарник, соответственно, ты взаимодействуешь с ним и вы друг друга прикрываете.
Два раза заложников освобождали. Самый громкий случай был в 1994 году, когда 25-ю гимназию захватили.
90-е в Ростовской области были действительно лихими. Для обычного человека может и не заметно, но когда ты в этом каждый день крутишься, картина совсем другая. К сожалению, даже сейчас, по прошествии стольких лет, о многих операциях не могу рассказывать — не имею права.
Взаимоотношения в коллективе были особые. Когда каждый понимает, что этот день может стать последним. Все качества человека — и плохие, и хорошие — выходят наружу. В таких условиях ты не сыграешь. В гражданской жизни можно о себе какое-то впечатление создать, а в тех условиях человек проявляется таким, какой он есть.
В СОБРе были только те, кто этим жил, кто к этому стремился. Это осознанный выбор. Это не так, что на один день пришел, надел форму красивую и все. Ты должен понимать, что можешь погибнуть. Мы же в 90-е там работали. Бывало такое, что зарплату месяцами не получали, но все равно оставались, потому что нравилось, потому что наше. И семья должна быть к этому готова. Было пару товарищей, от которых жены уходили, не выдерживали. И я их понимаю.
Бойцов СОБРа в лицо знают только их близкие и командиры. Фото: Vitaly V. Kuzmin / wikipedia.org
Нас, например, командир не заставлял ехать в Чечню. Он сразу сказал, кто не хочет, не надо. Все таки шаг серьезный. И было пару человек, которые отсеялись.
Еще до СОБРа я был на войне в Абхазии, но Чечня — самое тяжелое испытание. В Абхазии я помоложе был, не так все воспринимал, более бесшабашно. А вот Чеченская война — серьезное испытание. Несколько раз туда выезжали.
Началось со штурма Грозного. Когда смотрел на развалины города, у меня ассоциация возникала с Великой Отечественной войной. Сравнивал, как там все было, когда полностью все разрушено. Страшно и тяжело.
Если кто скажет, что на войне не страшно, я не поверю. Страх в любом случае есть. Другое дело, что ты его убираешь, приглушаешь. Как защитная реакция. И на этом адреналине все делаешь и двигаешься быстрее. Не знаю, как у всех, но у меня складывалось впечатление, что я в кино и вижу себя со стороны. Во время операций не боялся погибнуть. Это потом уже понимаешь, что чуть не так повел бы себя и все. А в те моменты адреналин берет верх.
Разбитый "Президентский дворец" в Грозном . Фото: Михаил Евстафьев / wikipedia.org
Кстати, свои пайки мы часто местным отдавали. Дети подходили, женщины. Мне эта картина запомнилась. Город разбит, света нет, воды нет.
Там я впервые начал молиться. Хотя молитв не знал, но как умел, от себя. Человеку нужна опора, нужно верить и надеяться, без этого в таких условиях никак. После войны я покрестился. В Чечне дал обещание, что если выживу, обязательно пойду и покрещусь. Скажем так, Господь обещание сдержал, поэтому и я в долгу не остался. Потому что были моменты, когда 50 на 50, даже может ближе к худшему. Но я вернулся оттуда живой.
Повезло, у меня были только легкие контузии, серьезных ранений не было. Товарищей не терял на войне. У нас был командир, которому я очень благодарен. Он нас подготовил так, что из любой операции мы выходили без потерь. Для нашего отряда он был как ангел-хранитель.
Уничтоженная российская БМП в Грозном, 1995 год. Фото: Михаил Евстафьев / wikipedia.org
После войны была депрессия. Но я этого не осознавал, не понимал. Многие пытаются чем-то заглушить — алкоголь или другие методы. Я когда понял, что со мной тоже не так что-то, решил поступить на психологию, чтобы в себе разобраться. У меня даже выпускная работа была этому посвящена.Учеба на психолога и помогла справиться с внутренними последствиями войны. Хотя я не скажу, что мне снятся кошмары с тех времен. Да, бывают сны, но как кино и постоянно с какими-то трудностями сталкиваюсь — то патронов не хватает, то еще что-то.
Кстати, фильмы я о военных действиях и о работе спецслужб я не смотрю. Потому что все не так было. Только «Полицейский с Рублевки», потому что смешно. А все остальное не нравится, не интересно мне.
Работал я в СОБР четыре года. Когда ушел командир, я тоже погорячился и уволился. Сейчас думаю, что мог остаться. Если сравнивать 90-е и наше время, то могу сказать, что раньше было больше беззакония. Тогда был всплеск криминала. Сейчас есть государство, есть какая-то уверенность.
Евгений Лисицын попал в СОБР совсем молодым. Фото: Евгений Лисицын
Теперь я решил заниматься социально важным делом. Чтить память погибших ребят. У меня есть фонд ветеранов спецназа «Дмитрий Донской». Совместно с Росгвардией мы проводим мероприятия в честь погибших героев. Прививаем патриотичность, да и просто основные моральные качества. Берем на попечительство детей с трудными судьбами. Понятно, что всех исправить нельзя, но мы делаем для этого все возможное. Стараемся их поставить на верный путь. Помогаем детским домам и приютам.
Я не считаю себя героем. Это не так. У меня есть Орден Мужества и медаль «За отвагу». Получил их за дело, за что конкретно — говорить не буду. Но я не кричу об этом на каждом шагу. Да и многие из СОБРа такие же. Я как-то своего товарища позвал на одно мероприятие, попросил надеть все его награды. Это был первый и последний раз, когда он их доставал. Знаете, это что-то личное, что-то свое. То, что у тебя есть, но показывать всем не хочется. Для меня пример — ребята, которые школу в Беслане освобождали. Дима Разумовский (Герой России, офицер спецназа ФСБ, погиб, спасая детей — прим.ред.), его памяти проводим турнир по боксу в Аксае. Я с его женой и братом общаюсь, он тоже участвовал там и был ранен. Им приятно, что о Диме помнят и чтят его подвиг. Или герои те, кто собой взрывчатку накрывал, чтобы других спасти. А я обычный человек со своими недостатками и изъянами.
Антонина Курская
Присылайте свои новости, фото и видео на номер +7 (938) 107-87-80 (Viber, WhatsApp). Звоните, если попали в сложную ситуацию и не получили помощи от чиновников.
Подпишитесь на нашу группу в Instagram. Наш сайт в соцсетях: Одноклассники, Facebook, ВКонтакте, Telegram.
