Общество,
19.12.2021 07:30
«Увидели, что неумный, и взяли»: ростовский актер — о конкуренции, зарплатах в театре и спорах с режиссером
Александр Гайдаржи. Фото: Instagram.com
Читайте также:
- Таможня дала добро: какой путь проделывают багаж и пассажиры аэропорта Платов, улетающие за границу (18.12.2021 18:00)
- Жильцам дома в Кривошлыковском начали приходить уведомления о сносе (18.12.2021 14:00)
- Еще 639 человек заболели коронавирусом в Ростовской области за последние сутки (18.12.2021 12:00)
Гамлет в спектакле «Гамлет», Дон Жуан в спектакле «Дон Жуан», Григ в «Безымянной звезде» — послужной список Александра Гайдаржи впечатляет. К 28 годам актер театра и кино сыграл те вещи, о которых другие мечтают годами, и каждый год получает продолжает получать главные роли в новых постановках. Александр скромно отмечает, что ему просто «везет». «Блокнот» выяснил, в чем секрет такого успеха, а заодно расспросил артиста о тонкостях профессии, спорах с режиссером и гонорарах.
Александр Гайдаржи играет главные роли в ведущих спектаклях Ростовского академического молодежного театра, а также в спектакле «Морфий», который поставили в креативном пространстве D30.
— Быть на сцене — это мечта детства? Как все сложилось?
— Изначально я хотел быть МЧС-ником, потом поваром, потом еще кем-то. Но ничего из этого не получилась. Я плохо учился в школе. Учителя говорили, что для МЧС нужны физика и химия, с которыми у меня всегда были проблемы. Зато с чем у меня никогда не было проблем — с выходом на сцену. Я всегда чувствовал любовь публики, и меня всегда тепло принимали. В школе я участвовал в КВН, в театральной самодеятельности. Так я проучился десятый класс и ничего не решил. Пошел в 11-й, надо было что-то делать. Я знал, что в Москве есть Щукинское училище, поехал туда, но на тот момент год обучения стоил 150 тысяч рублей. По тем временам это были большие деньги для нашей семьи. Я приехал обратно родной Саратов, и мне сообщили, что у нас тоже есть театральный вуз. Табаков, Янковский, Миронов — все родом отсюда. Я пошел туда поступать и поступил сразу. Ну, вероятно увидели, что неумный, и взяли. То есть научить проще, чем тех, кто, бывает, отучится курс-другой и думает, что стал уже великим и все знает.
— То есть, что называется, в вас было куда вкладывать?
— Ну, конечно. Видят же, что ничего не умею, но харизма есть. Так я попал в Саратовский театральный институт на курс Григория Аредакова.
В детстве Александр мечтал о более "серьезных" профессиях
— А в Ростове как оказались?
— Артисты сдают экзамены не совсем так, как это везде принято. Мы играем дипломные спектакли, приезжает комиссия и смотрит их. Так мы поехали со спектаклем «Майская ночь», где у меня была главная роль Левко, в Ярославль. А там меня и некоторых однокурсников заметил главный режиссер Ростовского молодежного театра Михаил Заец и пригласил в Ростов. И вот я здесь уже восьмой сезон.
— Что по этому поводу думают родные и близкие? Не считают ли актерство неким легкомыслием?
— Ой, нет. Мои друзья и близкие, наоборот, меня считают особенным. Вот, мол, человек занимается чем-то отличным от них всех. Отец наоборот, меня подбадривает: «Давай, сынок, иди вперед, может, что-то из этого получится». Мой отец по профессии — машинист башенного крана. И он говорит: «На кране я всегда тебя научу сидеть, а актеров в нашей семье еще не было».
Еще на дипломном спектакле ему досталась главная роль
— Родители были на ваших спектаклях?
— Отец был только на дипломном спектакле, а мама приезжала на премьеру «Гамлета» и на премьеру «Зойкиной квартиры» — тогда я был там в массовке, а сейчас играю одну из главных ролей — Аметистова.
— И как, маме понравилось?
— Ну, она мама. Это не только у меня, это у любых артистов. Мамы всегда переживают, стараются не отвлекать. Вот, например, в «Гамлете» очень тесный контакт со зрителями. И я вижу, как моя мама прячется за других людей, сдерживает кашель, чтоб меня не отвлечь. Какую б роль ты не играл, все равно ты для мамы сынок или дочка.
Александр в спектакле "Путь вашей жизни"
— Вы сказали, что актеру нужна харизма. Какие качества еще нужны?
— Наверное, нужна хорошая память. Но у меня вот плохая память, я не могу быстро бездумно учить текст. Хотя есть такие люди! Я очень завидую тем, кто быстро учит текст. Нужно быть коммуникабельным, нельзя быть зажатым. Можно быть скромным человеком, условно — отойти в сторонку, пока что-то придумывают, а потом подключиться и со всеми работать. Но прям забиваться в угол, чтобы тебя тащили — так далеко не уедешь. Кто-то говорит, что в нашей профессии надо быть наглым. Я так не считаю. Если, допустим, мы приходим на кастинг, то я, как и все, ожидаю в очереди, я не могу идти по головам. Я не выпендриваюсь и в целом считаю это неправильным. То, что я актер, не значит, что мне теперь все двери должны быть открыты.
Роль "Гамлета"
— Сколько времени уходит на новую роль?
— «Гамлета» я выучил за 4 дня. Это очень долго и неправильно. Раньше «Гамлета» играл другой человек, Юрий Филатов. И вот, после отпуска я приезжаю в театр, а мне говорят «Саша, ты будешь играть „Гамлета“. Я говорю: „Что же вы мне раньше не сказали, я бы в отпуске поучил роль“. Но мне повезло. Раньше я был стражником в этом спектакле. Я просто стоял, и мне было скучно. И вот, чтобы мне не было скучно, я учил текст „Гамлета“ — запоминал просто так. Так я выучил некоторые сцены. А потом, когда мне сказали, что меня будут вводить в образ, я уже взял полный текст и начал разбирать.
— Переключаться между образами тяжело?
— Это зависит от спектаклей. Когда существовал Театр „18+“, у меня там были большие роли, жесткий материал, а утром я приходил и играл в какой-нибудь „Дюймовочке“ или „Золушке“. Мне это было тяжеловато. Но когда ты работаешь с хорошим режиссером и полностью погружаешься в материал, у тебя все получается. А потом после хорошего режиссера попадаешь к плохому, а он заставляет тебя делать все, скажем, не так, как положено. Тогда тяжело.
— Были конфликты на этой почве с режиссерами?
— В этом плане мне говорят, что я умный актер. Я стараюсь находить общий язык с режиссерами и другими актерами. Даже если режиссер предлагает, с моей точки зрения, ерунду. Ведь если я буду с ним спорить, это будет моя последняя роль.
Александр играл серьезные роли в Театре "18+"
— Вы участвуете и в ультрасовременных проектах, и играете при этом все в академическом театре. В чем принципиальное отличие?
— Театр „18+“ был негосударственным театром, который живет за свой счет — за счет продажи билетов. Государственные театры получают финансирование, и им дают заказы: грубо говоря, такая-то пьеса с таким-то артистом. А „18+“ и подобные театры в этом плане были сами себе хозяевами. Мы что хотели, то и показывали. Вот хотим мы, чтобы 9-летняя девочка играла Гамлета, будет так, и никто ничего нам не скажет. А тут за все должен быть отчет. И есть вещи, которые не приемлемы для академической сцены. У независимых театров в этом плане больше свободы.
— Вы задействованы и там, и там. Считаете ли вы себя в связи с этим „свободным художником“?
— Да, безусловно. Уже восьмой сезон как я играю в Молодежном театре. Из всех артистов, которые приходили, я — „старичок“. Я ведущий артист, у меня большой опыт, меня уважают и мне доверяют другие артисты, старшее поколение. А этого сложнее добиться, чем любви и уважения публики. Сейчас уже и режиссер может спросить мое мнение. Но повторюсь: стараюсь не выпендриваться.
— А свободного времени у вас много?
— Только в последнее время его стало чуть больше. Я работаю в театре, преподаю в детской студии. И мне постоянно что-то надо делать! Если у меня 2-3 дня перерыва, у меня начинается паника: значит, я что-то забыл и что-то не сделал. Обычно у меня все расписано по часам.
— Отпуск тоже?
— Нет, там я совершенно ничего не делаю. Я уезжаю к родителям в Саратов и вообще не веду никакие разговоры о театре и даже об искусстве.
— Расскажите про ваш рабочий день?
— Ох. Вот, несколько дней назад у меня был самый сложный день: с 10 утра до полудня у меня была репетиция в новом проекте. Потом в час дня у меня репетиция в театре, в 13:30 уже другая репетиция, потом в 15:00 — прогон спектакля, то есть когда мы полностью играем спектакль с декорациями, в костюмах, но без зрителей. Потом сам спектакль. А потом еще одна репетиция. Так много за день разных репетиций бывает редко. Голова просто кругом шла. И между этими репетициями мне еще сообщили, что заболел артист, и меня вводят в другой спектакль. Хорошо, я частично знал спектакль, и мог себе позволить не учить весь текст.
Роль в спектакле "Дон Жуан"
— Стоит ли такое усердие усилий? Хорошо ли платят за актерство?
— В каждом театре — своя система. Допустим, в Саратове платят за репетиции и за сыгранные спектакли. В Молодежном театре есть баллы. Главная роль — 15 баллов. Допустим, балл стоит 100 рублей. Если я на главной роли, за спектакль у меня выйдет 1500 рублей таким образом. Но баллы каждый раз стоят по-разному — это зависит от спектакля и от заполняемости зала.
— Карантин из-за пандемии как-то повлиял на вашу работу?
— Настолько было скучно, что я хотел посчитать, сколько слов в „Гамлете“. Но я не стал этого делать. Вместо этого я сделал детский мультик. Я поставил камеру, взял игрушки и ими сыграл „Гамлета“. Вот змея выползает — это Гертруда. Король — это Король. Гамлетом у меня был какой-то принц из диснеевского мультика. Вот так я сходил с ума. Но польза в карантине была — я жутко соскучился по театру. Я был ужасно рад видеть всех коллег. Когда мы вернулись в театр, я был готов работать на все 100%. Были ребята, которые буквально сцену целовали! Но были, конечно, и те, которые были не рады.
— Насколько важно для вас взаимодействие со зрителями?
— Спектакль — это всегда живое общение. Вообще на спектаклях столько всего непредсказуемого происходит. Вот недавно мы играли „Морфий“, и в одной из сцен я чувствую, что по моей шее что-то ползет. Но я не могу в этой сцене двигаться и что-то сделать. И вот я стою, терплю. Чувствую, меня уже укусили. Думаю про партнершу: „Давай же, быстрее произноси текст!“ И вот она произносит финальные слова, и после у меня по сюжету начинается ломка. И во время нее я раздавливаю это насекомое, и думаю: „Уф, слава богу, можно дальше играть“. Не знаю, заметили ли это зрители.
А был момент в спектакле „Укрощение строптивой“, когда меня выкатывают на сцену в ужасной одежде, а я приехал на женитьбу. И у меня текст: „Ну, где же Кэт, возлюбленная, где ты?“. И какая-то пьяная женщина из зала кричит: „Я здесь“. Потом уже была сцена с партнершей, игравшей Кэт. Там у меня слова: „И все же, я тот мужчина, который сможет тебя из дикой кошки в ласковую киску, как палочкой волшебной, превратить“. И тут она опять орет: „Да, палочка-то поможет!“. Было смешно. И таких моментов у нас полно.
"Укрощение строптивой"
— А такая реакция — это хорошо? Или она мешает?
— Зависит от реакции. Например, в спектакле „Дон Жуан“ в начале у меня некий стэндап — я беру микрофон и общаюсь со зрителями. Но зрители это понимают не сразу. И поэтому, чтобы не объявлять им в лоб „Сейчас будет стэндап“, я придумал, скажем так, морально их готовить к тому, что сейчас у меня с ними будет диалог. Что на меня можно реагировать, выкрикивать какие-то ответы и т. д. Или, например, в „Гамлете“, когда я узнал, что можно и нужно подходить к зрителю, трогать его, я начал этим активно пользоваться. Там была сцена, когда король уходит, а Гамлет ожидает от него, что он признается в убийстве его отца. В тот момент зрители уже запутались, вправду ли Гамлет сошел с ума или притворяется. И я этим начал активно пользоваться. Я произношу свои слова и начинаю идти на зал. И зрители сами не знают, как реагировать. Им и страшно, и смешно. И мне это нравится.
— Есть ли у вас опыт съемок в кино?
— Снимаюсь в сериалах. Но в театре больше нравится. Это жизнь. В кино каким бы бездарным ты ни был, есть волшебное слово „монтаж“, которое компенсирует все. Кажется — вот это он артист! Но на самом деле кино — это не то. Конечно, это популярность. И огромные деньги в отличие от театра. Но кино мне не нравится.
— Раньше было мнение, что с приходом кино театр сойдет на нет. Этого так и не произошло. Больше того: иногда в театре зрителей больше, чем в кино. Почему, как считаете?
— Ну, потому что мы не обманываем. Это как с детьми: Если сделать страшные глаза и зарычать, то ребенок не поверит, что перед ним медведь. А вот когда по-настоящему начинаешь именно играть медведя, то дети в это верят. Для них это будет вау. И от этой реакции ты заряжаешься. А в кино такого нет. Ну и не так много хорошего сейчас снимают, мне кажется.
— А вы сами куда чаще ходите и на что хотели бы сходить?
— Времени на все это мало. Если брать глобально, я бы хотел посетить Театр Шекспира, посмотреть там „Гамлета“. Когда знаешь текст, можно спокойно смотреть в оригинале. Театр имени Комиссаржевской, я хотел бы посмотреть там спектакль с участием Ильи Деля — очень популярного и востребованного питерского актера. Недавно он снялся в фильме „Лето“. Хотел бы побывать в современных театрах в Москве. Но пока такой возможности нет.
Из-за года в год появляются новые авторитеты, а старые отходят на второй план
— А есть авторитеты, на которые вы ориентируетесь?
— Это сложно. Вот мне нравятся, как и всем, зарубежные артисты, например, Джонни Депп, Леонардо Ди Каприо, Бенедикт Камбербэтч и прочие. Но когда я смотрю их интервью об актерской профессии, о том, какие они на площадке, в театре, я думаю: „Блин, это же первый курс, первый семестр. Это же все знают! А они это так рассказывают, как будто это вау“. Вот, например: „Я предложил режиссеру изменить реплику!“ Ну и что? Становится как-то обидно. Из русских артистов нравится „старая гвардия“ — Тимофей Трибунцев, Владимир Удовиченко. А из молодых… Я даже не знаю. Раньше мне очень нравился Козловский. Но мнение каждый год меняется.
— Есть роли, которые еще не сыграли, но хотели бы сыграть?
— Да. Недавно прочитал „Множественные умы Билли Миллигана“, когда в одном человеке умещалось 28 персонажей. Я хотел бы его сыграть. И Люцифера из „Фауста“. Пока так.
— Что самое сложное в актерской профессии?
— Наверное, самое сложное — быть недооцененным. Когда ты талантливый, когда ты хочешь, можешь и горишь, а тебе не дают. Когда ты стараешься, стараешься, но не реализовываешься никак. Это, наверное, самое худшее. Люди с ума сходят из-за этого. Мужчины, бывает, спиваются. Мне пока что везет: меня ставят на главные роли, а некоторых других — постоянно в массовку. Уверен, они бесятся из-за этого. Другим тоже нужно развиваться, я это понимаю.
Спектакль "Амадей"
— Хотели бы „актерской судьбы“ своим детям?
— Даже не знаю. У меня есть сын, ему 5 лет. Один раз я попробовал с ним поиграть в театр, говорю: ты — король, а я — шут. Мы нанесли грим, создали костюмы — все как положено. И как только мы начали играть, я стал ему объяснять, что он делает не так. Через два моих замечания он расплакался. Думаю: ну, поиграли в театр. Если он когда-нибудь захочет поступить в театральный, я ему, естественно, помогу, но он будет страдать: сначала от меня, потом — когда поступит. Но я думаю, он туда не пойдет. Ему все это не нравится. Он приходит в зал, когда у меня прогон спектакля, и играет в телефон, берет наушники, чтобы ничего не слышать. Обычно происходит так: я говорю, что мы идем в театр, он говорит, что не хочет, тогда я говорю, что взял игры, и он сидит в гримерке играет.
— А сами как к критике относитесь?
— Нормально. Помню, был первый показ „Морфия“, и на него пришел мой близкий друг. И он сказал: „Саша, если выражаться мягко, это был самый плохой спектакль и самая худшая твоя роль“. Но это его мнение.
Спектакль "Морфий"
— От кого менее приятно слышать критику: от друзей или от профессионалов?
— Даже не знаю. В театре мы стоим друг перед другом, и если кто-то что-то плохо делает, мы об этом друг другу говорим. Потому что если тебе кто-то другой не скажет, то ты так и будешь верить, что ты гениален. Нам в этом плане везет: у нас дружный коллектив, и если человек на сцене делает все плохо, то любой из нас может об этом легко сказать.
Репетиция очередной постановки
— А как же конкуренция?
— Когда ставят новый спектакль, все мы примерно понимаем, кто из нас кем будет. Все морально готовы к своим ролям.
— А бывает, что человек застревает в своей роли?
— Есть артисты, которые заштамповываются. Вот он сделал что-то классное, и он во всех ролях будет использовать этот прием. А развиваться дальше — лень. Ну или так: я, мол, уже мастер сцены, мне ничего не нужно. А как же подавать пример молодежи? Иначе какой ты тогда мастер?
— Вы говорите, вам повезло, и это действительно так — вырасти от стражника до Гамлета удается не каждому. Если бы этого не произошло, бросили бы актерство?
— Не знаю, я никогда не думал об этом. У меня всегда, хотя бы раз в год, была главная роль. Даже если не в Молодежном театре, то в Театре „18+“. Я не мог представить иного. Я знаю, что какие-то вещи я делаю лучше других — объективно. Скорей всего, я бы просто менял театр. Ну, а когда каждый год получаешь по 1-2 главные роли, грех жаловаться. Тем более сейчас есть и другие проекты, где тоже можно реализоваться.
Григорий Мелихов
Фото из архива Александра Гайдаржи
Присылайте свои новости, фото и видео на номер +7 (938) 107-87-80 (Viber, WhatsApp). Звоните, если попали в сложную ситуацию и не получили помощи от чиновников.
Подпишитесь на нашу группу в Instagram. Наш сайт в соцсетях: Одноклассники, Facebook, ВКонтакте, Telegram.
Новости на Блoкнoт-Ростов-на-Дону
Александр Гайдаржи играет главные роли в ведущих спектаклях Ростовского академического молодежного театра, а также в спектакле «Морфий», который поставили в креативном пространстве D30.
— Быть на сцене — это мечта детства? Как все сложилось?
— Изначально я хотел быть МЧС-ником, потом поваром, потом еще кем-то. Но ничего из этого не получилась. Я плохо учился в школе. Учителя говорили, что для МЧС нужны физика и химия, с которыми у меня всегда были проблемы. Зато с чем у меня никогда не было проблем — с выходом на сцену. Я всегда чувствовал любовь публики, и меня всегда тепло принимали. В школе я участвовал в КВН, в театральной самодеятельности. Так я проучился десятый класс и ничего не решил. Пошел в 11-й, надо было что-то делать. Я знал, что в Москве есть Щукинское училище, поехал туда, но на тот момент год обучения стоил 150 тысяч рублей. По тем временам это были большие деньги для нашей семьи. Я приехал обратно родной Саратов, и мне сообщили, что у нас тоже есть театральный вуз. Табаков, Янковский, Миронов — все родом отсюда. Я пошел туда поступать и поступил сразу. Ну, вероятно увидели, что неумный, и взяли. То есть научить проще, чем тех, кто, бывает, отучится курс-другой и думает, что стал уже великим и все знает.
— То есть, что называется, в вас было куда вкладывать?
— Ну, конечно. Видят же, что ничего не умею, но харизма есть. Так я попал в Саратовский театральный институт на курс Григория Аредакова.
В детстве Александр мечтал о более "серьезных" профессиях
— А в Ростове как оказались?
— Артисты сдают экзамены не совсем так, как это везде принято. Мы играем дипломные спектакли, приезжает комиссия и смотрит их. Так мы поехали со спектаклем «Майская ночь», где у меня была главная роль Левко, в Ярославль. А там меня и некоторых однокурсников заметил главный режиссер Ростовского молодежного театра Михаил Заец и пригласил в Ростов. И вот я здесь уже восьмой сезон.
— Что по этому поводу думают родные и близкие? Не считают ли актерство неким легкомыслием?
— Ой, нет. Мои друзья и близкие, наоборот, меня считают особенным. Вот, мол, человек занимается чем-то отличным от них всех. Отец наоборот, меня подбадривает: «Давай, сынок, иди вперед, может, что-то из этого получится». Мой отец по профессии — машинист башенного крана. И он говорит: «На кране я всегда тебя научу сидеть, а актеров в нашей семье еще не было».
Еще на дипломном спектакле ему досталась главная роль
— Родители были на ваших спектаклях?
— Отец был только на дипломном спектакле, а мама приезжала на премьеру «Гамлета» и на премьеру «Зойкиной квартиры» — тогда я был там в массовке, а сейчас играю одну из главных ролей — Аметистова.
— И как, маме понравилось?
— Ну, она мама. Это не только у меня, это у любых артистов. Мамы всегда переживают, стараются не отвлекать. Вот, например, в «Гамлете» очень тесный контакт со зрителями. И я вижу, как моя мама прячется за других людей, сдерживает кашель, чтоб меня не отвлечь. Какую б роль ты не играл, все равно ты для мамы сынок или дочка.
Александр в спектакле "Путь вашей жизни"
— Вы сказали, что актеру нужна харизма. Какие качества еще нужны?
— Наверное, нужна хорошая память. Но у меня вот плохая память, я не могу быстро бездумно учить текст. Хотя есть такие люди! Я очень завидую тем, кто быстро учит текст. Нужно быть коммуникабельным, нельзя быть зажатым. Можно быть скромным человеком, условно — отойти в сторонку, пока что-то придумывают, а потом подключиться и со всеми работать. Но прям забиваться в угол, чтобы тебя тащили — так далеко не уедешь. Кто-то говорит, что в нашей профессии надо быть наглым. Я так не считаю. Если, допустим, мы приходим на кастинг, то я, как и все, ожидаю в очереди, я не могу идти по головам. Я не выпендриваюсь и в целом считаю это неправильным. То, что я актер, не значит, что мне теперь все двери должны быть открыты.
Роль "Гамлета"
— Сколько времени уходит на новую роль?
— «Гамлета» я выучил за 4 дня. Это очень долго и неправильно. Раньше «Гамлета» играл другой человек, Юрий Филатов. И вот, после отпуска я приезжаю в театр, а мне говорят «Саша, ты будешь играть „Гамлета“. Я говорю: „Что же вы мне раньше не сказали, я бы в отпуске поучил роль“. Но мне повезло. Раньше я был стражником в этом спектакле. Я просто стоял, и мне было скучно. И вот, чтобы мне не было скучно, я учил текст „Гамлета“ — запоминал просто так. Так я выучил некоторые сцены. А потом, когда мне сказали, что меня будут вводить в образ, я уже взял полный текст и начал разбирать.
— Переключаться между образами тяжело?
— Это зависит от спектаклей. Когда существовал Театр „18+“, у меня там были большие роли, жесткий материал, а утром я приходил и играл в какой-нибудь „Дюймовочке“ или „Золушке“. Мне это было тяжеловато. Но когда ты работаешь с хорошим режиссером и полностью погружаешься в материал, у тебя все получается. А потом после хорошего режиссера попадаешь к плохому, а он заставляет тебя делать все, скажем, не так, как положено. Тогда тяжело.
— Были конфликты на этой почве с режиссерами?
— В этом плане мне говорят, что я умный актер. Я стараюсь находить общий язык с режиссерами и другими актерами. Даже если режиссер предлагает, с моей точки зрения, ерунду. Ведь если я буду с ним спорить, это будет моя последняя роль.
Александр играл серьезные роли в Театре "18+"
— Вы участвуете и в ультрасовременных проектах, и играете при этом все в академическом театре. В чем принципиальное отличие?
— Театр „18+“ был негосударственным театром, который живет за свой счет — за счет продажи билетов. Государственные театры получают финансирование, и им дают заказы: грубо говоря, такая-то пьеса с таким-то артистом. А „18+“ и подобные театры в этом плане были сами себе хозяевами. Мы что хотели, то и показывали. Вот хотим мы, чтобы 9-летняя девочка играла Гамлета, будет так, и никто ничего нам не скажет. А тут за все должен быть отчет. И есть вещи, которые не приемлемы для академической сцены. У независимых театров в этом плане больше свободы.
— Вы задействованы и там, и там. Считаете ли вы себя в связи с этим „свободным художником“?
— Да, безусловно. Уже восьмой сезон как я играю в Молодежном театре. Из всех артистов, которые приходили, я — „старичок“. Я ведущий артист, у меня большой опыт, меня уважают и мне доверяют другие артисты, старшее поколение. А этого сложнее добиться, чем любви и уважения публики. Сейчас уже и режиссер может спросить мое мнение. Но повторюсь: стараюсь не выпендриваться.
— А свободного времени у вас много?
— Только в последнее время его стало чуть больше. Я работаю в театре, преподаю в детской студии. И мне постоянно что-то надо делать! Если у меня 2-3 дня перерыва, у меня начинается паника: значит, я что-то забыл и что-то не сделал. Обычно у меня все расписано по часам.
— Отпуск тоже?
— Нет, там я совершенно ничего не делаю. Я уезжаю к родителям в Саратов и вообще не веду никакие разговоры о театре и даже об искусстве.
— Расскажите про ваш рабочий день?
— Ох. Вот, несколько дней назад у меня был самый сложный день: с 10 утра до полудня у меня была репетиция в новом проекте. Потом в час дня у меня репетиция в театре, в 13:30 уже другая репетиция, потом в 15:00 — прогон спектакля, то есть когда мы полностью играем спектакль с декорациями, в костюмах, но без зрителей. Потом сам спектакль. А потом еще одна репетиция. Так много за день разных репетиций бывает редко. Голова просто кругом шла. И между этими репетициями мне еще сообщили, что заболел артист, и меня вводят в другой спектакль. Хорошо, я частично знал спектакль, и мог себе позволить не учить весь текст.
Роль в спектакле "Дон Жуан"
— Стоит ли такое усердие усилий? Хорошо ли платят за актерство?
— В каждом театре — своя система. Допустим, в Саратове платят за репетиции и за сыгранные спектакли. В Молодежном театре есть баллы. Главная роль — 15 баллов. Допустим, балл стоит 100 рублей. Если я на главной роли, за спектакль у меня выйдет 1500 рублей таким образом. Но баллы каждый раз стоят по-разному — это зависит от спектакля и от заполняемости зала.
— Карантин из-за пандемии как-то повлиял на вашу работу?
— Настолько было скучно, что я хотел посчитать, сколько слов в „Гамлете“. Но я не стал этого делать. Вместо этого я сделал детский мультик. Я поставил камеру, взял игрушки и ими сыграл „Гамлета“. Вот змея выползает — это Гертруда. Король — это Король. Гамлетом у меня был какой-то принц из диснеевского мультика. Вот так я сходил с ума. Но польза в карантине была — я жутко соскучился по театру. Я был ужасно рад видеть всех коллег. Когда мы вернулись в театр, я был готов работать на все 100%. Были ребята, которые буквально сцену целовали! Но были, конечно, и те, которые были не рады.
— Насколько важно для вас взаимодействие со зрителями?
— Спектакль — это всегда живое общение. Вообще на спектаклях столько всего непредсказуемого происходит. Вот недавно мы играли „Морфий“, и в одной из сцен я чувствую, что по моей шее что-то ползет. Но я не могу в этой сцене двигаться и что-то сделать. И вот я стою, терплю. Чувствую, меня уже укусили. Думаю про партнершу: „Давай же, быстрее произноси текст!“ И вот она произносит финальные слова, и после у меня по сюжету начинается ломка. И во время нее я раздавливаю это насекомое, и думаю: „Уф, слава богу, можно дальше играть“. Не знаю, заметили ли это зрители.
А был момент в спектакле „Укрощение строптивой“, когда меня выкатывают на сцену в ужасной одежде, а я приехал на женитьбу. И у меня текст: „Ну, где же Кэт, возлюбленная, где ты?“. И какая-то пьяная женщина из зала кричит: „Я здесь“. Потом уже была сцена с партнершей, игравшей Кэт. Там у меня слова: „И все же, я тот мужчина, который сможет тебя из дикой кошки в ласковую киску, как палочкой волшебной, превратить“. И тут она опять орет: „Да, палочка-то поможет!“. Было смешно. И таких моментов у нас полно.
"Укрощение строптивой"
— А такая реакция — это хорошо? Или она мешает?
— Зависит от реакции. Например, в спектакле „Дон Жуан“ в начале у меня некий стэндап — я беру микрофон и общаюсь со зрителями. Но зрители это понимают не сразу. И поэтому, чтобы не объявлять им в лоб „Сейчас будет стэндап“, я придумал, скажем так, морально их готовить к тому, что сейчас у меня с ними будет диалог. Что на меня можно реагировать, выкрикивать какие-то ответы и т. д. Или, например, в „Гамлете“, когда я узнал, что можно и нужно подходить к зрителю, трогать его, я начал этим активно пользоваться. Там была сцена, когда король уходит, а Гамлет ожидает от него, что он признается в убийстве его отца. В тот момент зрители уже запутались, вправду ли Гамлет сошел с ума или притворяется. И я этим начал активно пользоваться. Я произношу свои слова и начинаю идти на зал. И зрители сами не знают, как реагировать. Им и страшно, и смешно. И мне это нравится.
— Есть ли у вас опыт съемок в кино?
— Снимаюсь в сериалах. Но в театре больше нравится. Это жизнь. В кино каким бы бездарным ты ни был, есть волшебное слово „монтаж“, которое компенсирует все. Кажется — вот это он артист! Но на самом деле кино — это не то. Конечно, это популярность. И огромные деньги в отличие от театра. Но кино мне не нравится.
— Раньше было мнение, что с приходом кино театр сойдет на нет. Этого так и не произошло. Больше того: иногда в театре зрителей больше, чем в кино. Почему, как считаете?
— Ну, потому что мы не обманываем. Это как с детьми: Если сделать страшные глаза и зарычать, то ребенок не поверит, что перед ним медведь. А вот когда по-настоящему начинаешь именно играть медведя, то дети в это верят. Для них это будет вау. И от этой реакции ты заряжаешься. А в кино такого нет. Ну и не так много хорошего сейчас снимают, мне кажется.
— А вы сами куда чаще ходите и на что хотели бы сходить?
— Времени на все это мало. Если брать глобально, я бы хотел посетить Театр Шекспира, посмотреть там „Гамлета“. Когда знаешь текст, можно спокойно смотреть в оригинале. Театр имени Комиссаржевской, я хотел бы посмотреть там спектакль с участием Ильи Деля — очень популярного и востребованного питерского актера. Недавно он снялся в фильме „Лето“. Хотел бы побывать в современных театрах в Москве. Но пока такой возможности нет.
Из-за года в год появляются новые авторитеты, а старые отходят на второй план
— А есть авторитеты, на которые вы ориентируетесь?
— Это сложно. Вот мне нравятся, как и всем, зарубежные артисты, например, Джонни Депп, Леонардо Ди Каприо, Бенедикт Камбербэтч и прочие. Но когда я смотрю их интервью об актерской профессии, о том, какие они на площадке, в театре, я думаю: „Блин, это же первый курс, первый семестр. Это же все знают! А они это так рассказывают, как будто это вау“. Вот, например: „Я предложил режиссеру изменить реплику!“ Ну и что? Становится как-то обидно. Из русских артистов нравится „старая гвардия“ — Тимофей Трибунцев, Владимир Удовиченко. А из молодых… Я даже не знаю. Раньше мне очень нравился Козловский. Но мнение каждый год меняется.
— Есть роли, которые еще не сыграли, но хотели бы сыграть?
— Да. Недавно прочитал „Множественные умы Билли Миллигана“, когда в одном человеке умещалось 28 персонажей. Я хотел бы его сыграть. И Люцифера из „Фауста“. Пока так.
— Что самое сложное в актерской профессии?
— Наверное, самое сложное — быть недооцененным. Когда ты талантливый, когда ты хочешь, можешь и горишь, а тебе не дают. Когда ты стараешься, стараешься, но не реализовываешься никак. Это, наверное, самое худшее. Люди с ума сходят из-за этого. Мужчины, бывает, спиваются. Мне пока что везет: меня ставят на главные роли, а некоторых других — постоянно в массовку. Уверен, они бесятся из-за этого. Другим тоже нужно развиваться, я это понимаю.
Спектакль "Амадей"
— Хотели бы „актерской судьбы“ своим детям?
— Даже не знаю. У меня есть сын, ему 5 лет. Один раз я попробовал с ним поиграть в театр, говорю: ты — король, а я — шут. Мы нанесли грим, создали костюмы — все как положено. И как только мы начали играть, я стал ему объяснять, что он делает не так. Через два моих замечания он расплакался. Думаю: ну, поиграли в театр. Если он когда-нибудь захочет поступить в театральный, я ему, естественно, помогу, но он будет страдать: сначала от меня, потом — когда поступит. Но я думаю, он туда не пойдет. Ему все это не нравится. Он приходит в зал, когда у меня прогон спектакля, и играет в телефон, берет наушники, чтобы ничего не слышать. Обычно происходит так: я говорю, что мы идем в театр, он говорит, что не хочет, тогда я говорю, что взял игры, и он сидит в гримерке играет.
— А сами как к критике относитесь?
— Нормально. Помню, был первый показ „Морфия“, и на него пришел мой близкий друг. И он сказал: „Саша, если выражаться мягко, это был самый плохой спектакль и самая худшая твоя роль“. Но это его мнение.
Спектакль "Морфий"
— От кого менее приятно слышать критику: от друзей или от профессионалов?
— Даже не знаю. В театре мы стоим друг перед другом, и если кто-то что-то плохо делает, мы об этом друг другу говорим. Потому что если тебе кто-то другой не скажет, то ты так и будешь верить, что ты гениален. Нам в этом плане везет: у нас дружный коллектив, и если человек на сцене делает все плохо, то любой из нас может об этом легко сказать.
Репетиция очередной постановки
— А как же конкуренция?
— Когда ставят новый спектакль, все мы примерно понимаем, кто из нас кем будет. Все морально готовы к своим ролям.
— А бывает, что человек застревает в своей роли?
— Есть артисты, которые заштамповываются. Вот он сделал что-то классное, и он во всех ролях будет использовать этот прием. А развиваться дальше — лень. Ну или так: я, мол, уже мастер сцены, мне ничего не нужно. А как же подавать пример молодежи? Иначе какой ты тогда мастер?
— Вы говорите, вам повезло, и это действительно так — вырасти от стражника до Гамлета удается не каждому. Если бы этого не произошло, бросили бы актерство?
— Не знаю, я никогда не думал об этом. У меня всегда, хотя бы раз в год, была главная роль. Даже если не в Молодежном театре, то в Театре „18+“. Я не мог представить иного. Я знаю, что какие-то вещи я делаю лучше других — объективно. Скорей всего, я бы просто менял театр. Ну, а когда каждый год получаешь по 1-2 главные роли, грех жаловаться. Тем более сейчас есть и другие проекты, где тоже можно реализоваться.
Григорий Мелихов
Фото из архива Александра Гайдаржи
Присылайте свои новости, фото и видео на номер +7 (938) 107-87-80 (Viber, WhatsApp). Звоните, если попали в сложную ситуацию и не получили помощи от чиновников.
Подпишитесь на нашу группу в Instagram. Наш сайт в соцсетях: Одноклассники, Facebook, ВКонтакте, Telegram.
Новости на Блoкнoт-Ростов-на-Дону