Общество, 31.08.2023 07:30

«Я ростовский пацан»: автор нового романа-хоррора о Ростове 90-х Андрей Подшибякин — о книге, журналистике и романтике донской столицы

Андрей Подшибякин написал хоррор про Ростов 90-х

В начале июля в свет вышел новый и, пожалуй, единственный хоррор-роман про Ростов-на-Дону 90-х годов «Последний день лета». В сюжете на фоне напряженной политической обстановки лихо закручены судьбы четырех друзей-одноклассников, городской шпаны, бандитов и тогдашней милиции, куда внезапно вмешивается древняя мистическая сущность, которую пробудили от векового сна. Как это все удалось уложить в один роман, что в этой истории вымысел, а что — исторические факты и почему в книге так много мата, узнали у самого автора романа — выпускника журфака РГУ (ныне ЮФУ), колумниста всего известного глянца «нулевых», писателя Андрей Подшибякина.

СПРАВКА

Андрей Подшибякин - выпускник Ростовского госуниверситета и ВГИКа, колумнист глянца «нулевых» от «Афиши» и Esquire до Game.EXE и OМ, автор путеводителя «Афиши» по Калифорнии, книг «Время игр!» и «Игрожур». Увлекается компьютерными играми, вел блог об этом на платформе «Живой журнал». Работал в консалтинговой компании Ward Howell, киностудии «Амедиа», международной медийной компании SUP Media, затем создал собственное рекламное агентство Insight ONE. С 2015 живет в Лос-Анджелесе, в настоящий момент работает креативным директором в игровом платежном сервисе Xsolla.

В 2023 году в «Редакции Елены Шубиной» вышла его книга «Последний день лета». Права на экранизацию нового романа были приобретены еще до выхода книги, запланирован выход сериала.

— Недавно вышел ваш роман «Последний день лета» о ростовской жизни 90-х годов. Для вас это в своем роде ностальгия, автобиография или, может быть, некая дань родному городу?

— Ростов всегда в моем сердце, и душой всегда там, в каких бы местах я ни был, потому что невозможно не любить этот город. Поэтому книга — это все, что вы сказали, и это, безусловно, в каком-то виде автобиография. Черты моих близких друзей, безусловно, присутствуют в героях. Где-то они перемешаны, где-то усилены, где-то несколько мною додуманы. Но это книга для Ростова и для моих близких друзей, потому что мне хотелось дать городу что-то взамен того, что он дал мне.

— Как отреагировали ваши друзья и близкие, да и просто незнакомые ростовчане после выхода книги в свет?

— Мне пишут достаточно много критики. Насчет этой книги, например, говорят, что очень много мата. Но меня всегда очень раздражало то, что в русскоязычной современной массовой культуре, особенно в литературе, люди разговаривают таким высоким слогом древности - как не разговаривают живые люди вообще никогда. Первое мое образование филологическое, поэтому я считаю, что вправе писать так, как я хочу, а не так, как хотят читать люди, которые стесняются определенных слов в тексте. Мне писали и то, что вот в книге все утрировано и преувеличено. Ну слушайте! Я вырос и прожил в Ростове, ходил в школу N 43 на углу Текучева и Соборного. Там было такое заведение гулкое напротив обувной фабрики, и мы с пацанами — прототипами моих героев — примерно в их же возрасте туда ходили. И вот однажды к нам спустился вежливый мужчина и сказал, мол, ребята, можете ли уйти отсюда. Мы стали топорщиться, говорить, что мы никому не мешаем. А он отвечает: «Да мы тут сейчас стрелять будем. Хотите, конечно, оставайтесь». Мы убежали, а там действительно открыли стрельбу. Понимаете, я жил в Ростове в то время, когда там взрывались машины, отца моей одноклассницы застрелили около школы, а на улицах орудовал гоп-стоп. Кто жил в Ростове в 90-е годы, тот помнит, это был в каком-то смысле дикий Запад. Когда я написал книгу, мои ровесники и люди, которые чуть постарше, жившие в Ростове в то время, мне сказали: «Да, все верно, все так и было». И я настаиваю на том, что все было ровно так, как я написал. Но при этом мне хотелось бы отдельно сказать, что это все-таки художественное произведение, и некоторые места я счел нужным преувеличить или приукрасить.

— Получается, любые совпадения в книге не случайны?

— Ну как. В сюжете многое мне пришлось додумывать. Но я сказал бы так: архетипы и черты людей, их поведение, то, как они себя проявляли в определенных ситуациях, так и было.

Андрей Подшибякин в детстве

— Вы сказали, что для создания своих героев брали какие-то черты ваших друзей. Расскажите, кто есть кто в этой истории.

— Ну, прежде всего, все, с кого я срисовывал героев, сейчас живы-здоровы, читали книгу, и всем понравилось. Конечно, не хотелось бы совсем прямую называть имена, фамилии и так далее, поскольку некоторые герои показаны в нелестном свете. Я скажу так: например, я распределен ровным слоем по всем четырем главным персонажам — четырем друзьям. В каждом из них отражены разные моменты моей жизни. Сейчас это даже интересно - думать о том, какие части меня в каких героях есть. Потому что когда пишешь, то никакой аналитики не происходит, пишется как пишется. И так же остальные персонажи — прототипы их у меня есть, но чтобы было интересно читать, мне нужно было придвинуть их к архетипам. Так, один из друзей — условно, лох, второй - несчастный нервный мальчик, третий — сирота, четвертый — бандитский брат. Подобное распределение — стандартная практика. Если вы смотрели известный сериал про подростков «Очень странные дела», то персонажи там развернуты по тем же типажам. Читатели иногда говорят: «Мы не такие, мы ни с кем себя не ассоциируем», но это все равно происходит, пусть и неосознанно.

— «Последний день лета» действительно сравнивают с упомянутым вами сериалом. На самом деле между ними какая-то связь есть?

— Это сравнение я и придумал. В сюжетном смысле мне близко то, что там происходит. У меня в книге действие происходит в 90-е гг, в сериале, кажется, в 80-е гг. Но когда я смотрел первый сезон, было много чего, что меня не устроило. И я решил: вот сейчас я напишу, как надо, сделаю то, что меня бы вставило, задело — в хорошем смысле этого слова. В 90-е мы одинаково проводили время, смотрели плюс-минус одно кино в плюс-минус одних видеосалонах. Мы были таким одним целом, это был последний момент такого вот единства перед тем, как страна распалась, и все разбежались в разные стороны. В «Странных делах» мне это тоже понравилось: Америка времени до изобретения интернета была примерно такой же. У всех одно детство - это очень сильная метафора. И мне показалось важным это передать. Такая машина времени. Признаться, я этого никому не говорил. Про современность как современность мне писать не очень хочется и не очень нравится. Помимо очевидной причины — я уже много лет живу не в России — все стало таким дробным, за всем не уследишь. А читатели любят докапываться до мельчайших деталей. Я сегодня просто не смогу нарисовать вчера. А времена моего детства могу.

— Вы сказали, что четверо друзей в книге — это четыре разных типажа. В сюжете есть такой момент: демон предлагает ребятам выбрать, когда из них принести в жертву, чтобы спасти остальных. Какой у вас был выбор? Кого из типажей вам было чуть менее жалко. А кому вы, возможно, чуть больше симпатизировали?

— Хороший вопрос. Немного приоткрою этот момент, хотя нигде о нем не говорил раньше. А он был. По моему замыслу в сюжете должно было быть несколько резких поворотов, которые должны были стать полной неожиданностью для читателя. Мне хотелось заставить читателя в конце набрать хороший темп и не отрываться, пока он не перевернет последнюю страницу. По сюжету ребята разбудили древнего демона, и эти ребята были у меня детально продуманы в голове, но когда я начал писать, я не знал, чем все закончится. Надеялся, что по ходу станет ясно. Поначалу я думал, Новенький - не жилец, и он должен быть принесен в жертву. Но потом вышло все так, как вышло. Когда я вел предварительные разговоры с людьми, которые купили мое произведение для экранизации, они сказали, что хотели бы, чтобы в конце кто-то умер. Но я ответил: «Простите, в конце никто не умрет». Теперь я знаю, что с ребятами будет дальше, придет время, я об этом напишу.

Подшибякин живет и работает в США

— В книге все женские персонажи изображены не слишком приятными. Как так вышло?

— Это классный вопрос на самом деле. И мне внятно просто нечего ответить. Но вы правы: как-то так получилось. В свое оправдание могу сказать, что в средней школе, когда нам было лет по 15, мы в основном вращались в своем мужском кругу. Занимались какой-то детской фигней, гуляли, выпивали уже, но как-то вот девочки в нашем кругу не присутствовали. Это все появилось немного позже.

— В книге есть несколько исторических моментов, связанных, например, с Танаисом. Вы обращались к каким-то источникам?

— Все исторические факты, которые есть в книге, это в целом правда. На землях рядом с Танаисом все время происходила какая-то мясорубка, он десятки раз переходил из рук в руки, Тамерлан снес его по совершенно непонятным причинам, и не просто снес, а перетер там все камни в пыль. И редакторы, которые работали с моей книгой, проверяли все эти факты очень внимательно, и им не удалось ни на чем меня поймать. Поэтому поселить именно там что-то неприятное и очень злое казалось мне логично.

Однажды я читал какой-то английский хоррор, и там мальчик-девственник, пролив капли крови, разбудил какого-то демона. Эта линия была сделана как-то криво, но идея бестелесного демона, который вселяется в людей и меняет их, мне понравилась. Я стал думать, где бы он мог появиться. Ростов и область в этом смысле — такой треугольник смерти, здесь все время происходили какие-то жуткие истории, орудовали известные маньяки. Так что гипотетически здесь могло произойти все, что угодно. Выбор у меня был большой, но на Танаисе я остановился поскольку это — такое таинственное место, нас часто возили туда на экскурсии, и там всегда были какие-то особые ощущения.

— Вы обмолвились, что под Ростовом немало и других мистических мест. Вы не думали использовать их в книге? Или, например, написать продолжение?

— У Стивена Кинга, сравнением с которым меня замучили — но я пока еще недостаточно сильно сошел с ума, чтобы себя с ним сравнивать — так вот, у Стивена Кинга есть такое вымышленное место, город Касл-Рок в штате Мэн, где разворачиваются действия многих его романов. А мне даже выдумывать ничего не надо — у меня есть Ростов. Я знаю, что вокруг него действительно много таинственных мест. Все это надо бы изучить, но следующая история, которую, вероятно, я напишу, будет про Зеленый остров. Это удивительное место с особенной энергетикой, и там можно найти все, что угодно есть: и культовые вещи, и старинные могилы. Этим островом, говорят, в Великую Отечественную войну интересовался сам Гитлер и хотел строить там какие-то базы в случае победы.

Но не забывает про Ростов

— Расскажите о вашем детстве в Ростове. Что, например, вам больше всего запомнилось? Были ли какие-то ключевые события, повлиявшие на вас?

— Детство в Ростове и школьные годы, особенно в средней и старшей школе - было, наверное, самое счастливое время в моей жизни. Точнее, самое беззаботное время в моей жизни. Несмотря на ситуацию в стране, 90-е и все, что творилось вокруг, мы с моими друзьями-одноклассниками со 2 класса вместе, и мы до сих пор очень близкие друзья, мы видимся, мы крестили детей друг друга и т.д. Мне навсегда запомнился запах ростовского апреля, апрель в Ростове - это лучший месяц в году. Невозможно человеку не из Ростова объяснить, что такое ростовский апрель. Это ощущение какого-то полного счастья, свободы, света, такого нет в Москве, такого нигде нет, и это, наверное, та вещь, которая навсегда со мной. Мы были уже здоровые лбы, но творили кучу невероятной какой-то фигни, мягко говоря, которую сейчас невозможно себе представить. Однажды мы пошли кататься на льдинах на Гребной канал, и это была одна из самых опасных вещей, которые я делал в жизни. Но это запомнилось навсегда, и это уже нигде и никогда не повторится. Однажды я смотрел стендап одного комика, и он сказал, что для наших родителей мы были как еноты: они знали, что мы где-то есть, но им даже в голову не приходило отслеживать наше местоположение.

Последний раз я был в Ростове пару лет назад, и город, конечно, изменился. Но такого прилива счастья, как когда моя нога наступает на ростовскую землю, я не испытывал никогда, я не знаю, с чем это вообще можно сравнить.

Я переехал из Ростова в Москву, когда мне было 18 лет. И стал заниматься там журналистикой, делать карьеру. Но я часто приезжал в Ростов — меня хлебом не корми было съездить в Ростов, например, в командировку. Помню, однажды я пошел на бизнес-ланч, а вернулся через неделю, потому что прямо там мы решили съездить на море в Дивноморское, ну и сразу осуществили задуманное. Ну а финальной точкой всегда, конечно, была шаурма на ЦГБ. Есть ли она еще или уже нет, но лучше места вообще еще нигде в мире не придумали.

— Сейчас вы живете в Лос-Анджелесе. Есть ли между этим городом и Ростовом что-то общее? Что вам больше всего там нравится, а к чему до сих пор не можете привыкнуть?

— Лос-Анджелес я люблю давно, я начал приезжать сюда в командировки еще лет 20 назад. И мне как-то сразу здесь было хорошо. Я очень быстро ко всему привык. Не хочется говорить банальности, но чего мне сильно здесь не хватает, так это моих друзей, которые с детства образовали вокруг меня какой-то защитный кокон, хотя, возможно, и сами об этом не знают. Энергетически с ними спокойно, хорошо и классно. И мне очень не хватает возможности увидеть их тогда, когда я этого хочу. Большинство остались в Ростове, кроме меня, и теперь это все требует какой-то сложной логистики. Одно время я не мог отсюда выезжать и не виделся с ними лет 6, наверное. Они все серьезные ростовские мужчины, и не то чтобы мы с ними болтали по видеосвязи. Поэтому я думал, что мы отдалимся. Но я увидел их спустя шесть лет — и ничего подобного! Как будто мы расстались вчера. В книге у меня есть такой момент, когда герои, четверо друзей стоят на Гребном канале и думают, что скоро закончится лето, а потом и школа, а с ней, возможно, и дружба. Вот у меня школьная дружба не закончилась, и я этому очень рад, это уникальная вещь. Для меня это именно друзья — а я с этим словом обращаюсь очень аккуратно, ценю его, и у меня есть градации: приятели, близкие, товарищи. Так вот, ростовские - это именно мои друзья, и за это Ростову тоже больше спасибо.

— Кто, кроме друзей, повлиял на вас — на выбор профессии, мировоззрение, дальнейшую жизнь?

— Если мы будем говорить про писательство, то это мама, конечно, и декан моего факультета Евгений Алексеевич Корнилов, сейчас уже покойный, к сожалению. Он очень быстро как-то настроил мне голову правильным образом. Разговоров с ним было не очень много, но я очень все их ценю. А еще он в соавторстве с Колесниковым написал Словарь мата, и я тогда подумал, что раз декан филологического факультета такое сделал, значит, я могу спокойно писать и говорить матерные слова. Мне вообще повезло с учителями. После ростовского факультета журналистики я учился во ВГИКе, где моим руководителем был Александр Николаевич Носовский, и он стал моим старшим другом и тоже очень сильно поставил мне голову на место. Продюсер и основатель кинокомпании «Амедиа» Александр Авенович Акопов, мой бывший работодатель, тоже стал моим учителем — не только в практическом, но и в энергетическом смысле. В общем, с учителями мне постоянно и сильно везло. И с друзьями, как я уже сказал, тоже. Они научили меня таким вещам, которые в Ростове кажутся сами собой разумеющимися, но на самом деле являются очень ценными: не говорить за спиной плохого, не вести себя как говно, возвращать долги и т.д.. Когда я переехал в Москву, я выяснил, что не все эти вещами владеют. Мои друзья вложили в меня такой классный кодекс чести, которым я очень горжусь и до сих пор соблюдаю, и всем рекомендую.

— Вы занимались журналистикой, какое-то время вели Живой Журнал, но многие на этом и останавливаются. Как вышло, что вы ушли в писательство?

— И журналистика, и писательство для меня никогда не были карьерой, это было, скорее, неким развлечением, хобби. У меня было четкое ощущение, что у меня есть преимущество в этом деле, такое, граничащее с манией величия убеждение, что я делаю лучше, чем остальные. Например, когда я приехал в Москву, я решил, что буду писать в самый топовый на тот момент глянец — и, собственно, так и делал. Потом появилась «Афиша» и ее ответвление «Афиша еда», я стал с ними работать, и они начали меня отправлять в разного рода гастрономические путешествия, после которых я писал классные тексты. Ими я горжусь до сих пор. Что касается писательства, то, во-первых это тоже сначала было амбицией — увидеть свои имя и фамилию на обложке книги. И первое, что я написал — в этом уже даже немного стыдно признаваться — такую книгу, которая больше напоминала пресс-релиз, «Игрожур». Потом был «Путеводитель по Калифорнии» моего авторства. Потом возникла пауза. Я не очень понимал, что делать дальше, и боялся писать большую форму, не понимал, с какого конца браться. Все это время я играл в компьютерные игры и писал о них у себя в ЖЖ уже давно. И решил написать историю русского геймерства «Время игр!». Этот роман вызвал, конечно, бурю среди читателей, книгу прочитали во всех игровых студиях, и она стала бестселлером. Я очень ею горжусь, и она мне очень сильно помогла. Я понял, как написать недурацкую историю, как сделать так, чтобы читатель не мог оторваться, как создать композицию, вести не одного персонажа, а нескольких. А потом была пандемия, и я начал писать «Последний день лета». Планов я никаких не строил, не знал, куда меня это заведет и вообще начал делать это на английском языке. Но потом я осознал, что придумываю быстрее, чем пишу, и это меня ужасно раздражает, и я переключился на русский язык. В процессе написания я давал почитать ее нескольким близким людям. Мне говорили: «Я прочитал все за ночь, это бомба, давай еще, что там дальше будет?». И потом я дал рукопись своей подруге, крупному писателю Яне Вагнер, и она, прочитав, предложила связать меня со своим агентом еще тогда, когда этот текст был только наполовину написан. За это я просто безумно ей благодарен! У меня никогда не было амбиций, чтобы мое произведение хорошо продавалось, монетизация в писательском деле в целом не самая. Любой серьезный писатель скажет вам, что пишет, в первую очередь, для себя. И классно, если кто-то еще почитает, и ему понравится. Вот меня ужасно прет, что меня читает столько людей! Я все время проверяю, сколько у меня добавилось читателей, и меня приводит в восторг постоянно растущая цифра. Этого я, кстати, тоже никому не говорил. А что будет дальше, посмотрим. Знаете, у музыкантов есть синдром второго альбома, когда второй альбом дается с гораздо большим трудом, чем первый? Вот и у меня пока что-то вроде того.

— Ваши англоязычные друзья знакомы с вашей книгой? Планируете ли ее переводить на другие языки?

— Пока они все очень заинтересованы в том, чтобы ее прочитать. Я думаю, что перевод будет, и я за него не беспокоюсь, потому что у меня в любом случае часть книги уже написана на английском, и я знаю, как нужно сделать дальше. Но пока об этом говорить рано. Как я уже сказал, писательство для меня — это некое хобби. Возможно, когда-то даже сложится так, что я напишу что-то на английском, но специально, чтобы кого-то впечатлить, я не буду этого делать. Пока я, например, хочу сделать что-то в жанре городского хоррора — такую сборку текстов в коротком и среднем жанрах о неких потусторонних и неприятных вещах, которые часто происходят с нами. Пока так.

— После переезда в Америку вы продолжили заниматься журналистикой?

— Некоторое время назад русский глянец просил меня интервьюировать здесь разных знаменитостей. Мне это было тоже интересно — встречаться и общаться с интересными людьми. Я поговорил с кучей классных персонажей — от Эммы Уотсон до кинорежиссера Джей Джей Абрамса - и это было классно. Но мне не хочется больше журналистики. Писательство — это то, что я делаю, как хочу и когда хочу. А журналистика — это все же нечто другое, и я, наверное, не вижу больше себя в ней.

— Есть мнение, что сейчас вместо журналистики есть пиар, пропаганда, реклама — то есть все, что угодно, но не журналистика, а журналистика как таковая умерла. Согласны ли вы с этим мнением? Что в целом вы думаете о современной журналистике?

— Скажу так: хотя я сам учился журналистике, я считаю, что это — самые бесполезные занятия в мире, потому что научиться этому просто невозможно. У тебя это либо есть, либо этого нет. И занятия просто дают некие представления о вещах, расширяют кругозор и т. д. Не могу сказать, что сейчас я внимательно слежу за деятельностью каких-то определенных коллег по цеху, читаю тексты только определенных авторов, но говорить о том, что журналистика, как профессия, например, трубочиста или фонарщика, умерла, я не могу. И я думаю, что эта профессия еще долго никуда не денется. Я не пожалел ни разу, что я этому научился и этим занимался. И это в жизни дало мне очень многое, начиная с каких-то базовых вещей. В детстве я был очень скромным ребенком, который и двух слов связать не мог, особенно на публике. А сейчас я совершенно спокойно могу публично что-то рассказывать, давать интервью, выступать. И это очень полезный навык. В общем, журналистика, по моему мнению, сейчас действительно находится в каком-то глобальном кризисе, но хоронить ее ни в коем случае не стоит.

— Вы сейчас занимаетесь «проектом, который продвигает индустрию игр на новый уровень» — вот и все, что сказано в вашей биографии. Расскажите, пожалуйста, понятным читателям языком, чем вы занимаетесь?

— Я работаю в компании, которая занимается платежными системами и решениями других задач для игровой индустрии. Там я занимаюсь развитием бренда, рекламной коммуникациями и тому подобными вещами. В общем, по сравнению с писательством, ничего интересного. (Смеется).

— Вы бы хотели, чтобы ваши дети пошли по вашим стопам и тоже пошли в журналистику или, например, стали писателями?

— Я считаю, что дети должны заниматься ровно тем, чем они хотят заниматься. И спасибо моим родителям, что они, в свою очередь, тоже позволили мне заниматься тем, чем хотел я. Родители не должны чинить никаких препятствий своему ребенку в его интересах, какими бы необычными они им ни казались, я абсолютно уверен, что это единственно верный способ, чтобы человек в будущем был профессионально или лично счастлив. Мне вот нравится писательство, хотя это с трудом монетизируемая вещь. Но если ты делаешь то, что тебе нравится, и делаешь это хорошо, то люди в любом случае начнут нести тебе мешочки денег — сначала маленькие, а потом уже большие. Но даже и это не главное. Главное, быть собой, делать то, что тебя вдохновляет и объяснить своему ребенку, что ему можно и нужно поступать так же.

— Вы живете в Лос-Анджелесе уже несколько лет, до этого достаточно долгое время прожили в Москве, а выросли в Ростове. С кем вы себя больше идентифицируете — с американцами, москвичами или ростовчанами?