Анна Ставицкая: «Следователи в деле Зиринова собрали достаточно материалов, которые разваливают версию обвинения»

В Северо-Кавказском окружном военном суде в ближайшее время начнутся прения по резонансному делу известного предпринимателя из Анапы Сергея Зиринова. На скамье подсудимых находятся еще пять человек. Их обвиняют в четырех убийствах.

Это убийство гендиректора санатория «Малой бухты» Виталия Садовничего и его жены в 2002 году, убийство предпринимателя из Новороссийска Салмана Набиева в 2004 году и покушение на атамана из Анапы Николая Нестеренко и убийство его водителя в 2013 году. По версии следствия, Зиринов из корыстных интересов заказывал неугодных ему людей и тех, кто мешал ему заниматься бизнесом. Анна Ставицкая, адвокат Сергея Зиринова, рассказала, почему она и другие защитники уверены в полной невиновности всех подсудимых и чем это дело отличается от других громких процессов.

- Судебное следствие по так называемому «делу Зиринова» подошло к концу. Какие планы строила сторона защиты и удалось ли достичь поставленных целей?

- Удалось ли достичь поставленных целей мы узнаем только тогда, когда будет вердикт присяжных, потому что наша главная цель – это оправдание тех людей, которые находятся на скамье подсудимых. Для нас самих важно было донести до присяжных свою позицию. На наш объективный взгляд, мы представили доказательства, которые свидетельствуют о непричастности подсудимых и отсутствии доказательств со стороны обвинения. Но рассудят нас только присяжные.

- Во время судебного следствия защита часто получала отказы от судьи, по большей части, необоснованные. Можно ли такой ход процесса считать типичным для российского правосудия или же процесс по делу Зиринова – это исключение?

- К сожалению, судьи в более чем в половине случаев, доказательства защиты не допускают до присяжных. Это беда нашего правосудия. И нельзя сказать, что в данном процессе действия судьи можно было расценить, как нечто из ряда вон выходящее. Он отказывал в ходатайствах стороны защиты вполне себе предсказуемо, так, как это делают и другие. Но в данном суде отказы уже зашкалили, вышли за немыслимые границы. Если посчитать в процентном соотношении, то примерно восемьдесят процентов важных доказательств до присяжных не было допущено.

Отличается ли дело Зиринова от других похожих дел?

Я считаю, что в этом процессе были моменты, которые отличают его от других похожих дел, - а именно то, что был удален еще в начале рассмотрения единственный адвокат Сергея Зиринова, то есть я. Я не слышала никогда, чтобы удаляли единственного защитника. Довольно часто встречается, что судьи, действуя незаконно, удаляют адвоката, но только когда у подсудимого имеется несколько защитников. Сергея Зиринова защищала только я. После того, как я вынужденно покинула процесс, суд назначил двух адвокатов, которые заняли пассивную позицию. Зиринов на каждом заседании заявлял о том, что его адвокаты не ознакомились с материалами дела и не имеют никакой позиции по делу. Они не задали ни одного вопроса, не заявили ни одного ходатайства именно по этой же причине. Сергей Зиринов просил вернуть в процесс меня. Но судья каждый раз отказывал в этом ходатайстве. Он считает, что Зиринов в полной мере защитой обеспечен. Один из адвокатов по назначению, Олег Ткачев, пожилой и с большим опытом, совершенно верно заметил судье на одном из заседаний, что это не так. Ткачев в ответ на упрек судьи сказал, что любой уважающий себя адвокат должен сначала ознакомиться с делом, изучить материалы, согласовать позицию, а потом защищать. А вот времени, достаточного для ознакомления с делом, суд этим защитникам не предоставил. Поэтому Зиринов фактически с самого начала процесса остался без защиты.

Как вы думаете, с чем было связано решение судьи Олега Волкова удалить вас из процесса? Это было спонтанное решение или продуманный ход?

Чем руководствовался судья, удаляя единственного адвоката подсудимого, я точно не знаю. Я могу гадать, выдвигать одну за другой самые различные версии, но это не означают, что они будут верными. Я вообще не люблю гадать на кофейной гуще. Единственное, в чем я глубоко убеждена – его решение было не спонтанным, а продуманным и спланированным. Я убеждена, что меня в любом случае удалили бы из процесса. Это был вопрос времени. Судья лишь ждал подходящего момента. Я была там очень неудобным участником.

Какие, на ваш взгляд, самые грубые нарушения допустил судья?

Их было очень много. Практически на каждом заседании судья отказывал защите в удовлетворении ходатайств о представлении новых доказательств, о допросе свидетелей, о приобщении важных материалов к делу. Но при этом ровно по таким же основаниям удовлетворял ходатайства обвинения. Здесь явно был нарушен принцип равноправия и состязательности сторон и отчетливо проявилось предвзятое отношение судьи к защите. Все доказательства судья отвергал по какому-то странному основанию, которое лично я за девятнадцать лет адвокатской практики ни разу не слышала. Он обосновывал отказы тем, что суд присяжных не может ставить под сомнения доказательства, собранные следствием. Не может заново, по-своему, реконструировать те обстоятельства, которые вменяются нашим подзащитным. А должен слепо принимать те доказательства, которые предложило следствие. Меня такое объяснение повергает в ступор. Вообще-то суд для того и необходим, чтобы проводить независимое рассмотрение дела, а не опираться полностью на то, что приготовили следователи. Сторона обвинения представляет свои доказательства, сторона защиты – свои, в том числе и собранные самими адвокатами. В итоге, суд присяжных решает, какие доказательства более убедительны и выносит вердикт. А у судьи в нашем процессе любимая формулировка – «не порочьте доказательства». Он не может не знать о принципе равноправия сторон, поэтому само собой напрашивается вывод, что такие действия судья делает сознательно.

И никто на это повлиять не может? У нас нет контролирующего органа, который бы отслеживал, что происходит в судах, оперативно реагировал на жалобы?

Есть апелляционная инстанция, но туда можно обратиться с апелляционной жалобой только когда будет вынесено окончательное решение по делу. До момента вынесения приговора, а в нашем случае вердикта, жалобы невозможны. И писать их некуда. Можно, конечно, писать жалобы на председательствующего в Квалификационную коллегию судей или председателю суда. Но обычно никакого реального результата это не приносит. И у нас в стране распространена практика, когда вышестоящая инстанция отменяет оправдательный вердикт присяжных, а обвинительный, наоборот, оставляет в силе. Вопреки многочисленным нарушениям.

А как же дело «приморских партизан»? В их случае получилось наоборот: обвинительный вердикт присяжных отправили на пересмотр, и на повторном судебном процессе присяжные оправдали подсудимых…

Да, такое бывает, но это, скорее, исключение. В деле «приморских партизан» подсудимым очень сильно повезло. Но и в нашем деле видно, что присяжные – люди здравомыслящие, которые имеют жизненный опыт и свое мировоззрение и они вполне способны оценить те доказательства, которые представила сторона обвинение и прийти к выводу, что эти материалы никак не доказывают вину наших подзащитных. Самое главное доказательство, на котором построено все обвинение – это показания двух лиц, Андрея Мирошникова и Дмитрия Шолохова. Это люди, которые пошли на сделку со следствием и признали свою вину. По условиям сделки они должны были дать показания против других людей и получить минимальные сроки лишения свободы. И слова этих «соглашенцев» стали основанием для задержания и обвинения подсудимых по нашему делу. Однако, Мирошников и Шолохов отказались подтверждать свои показания в открытом судебном заседании. Их, показания, которые они дали на предварительном следствии прокуроры просто зачитали. Все мы знаем, как в большинстве случаев получаются показания на следствии. И фигурант данного дела 60-летний Эдуард Паладьян – яркий тому пример.

Вы имеете в виду пытки?

Да. Даже сам судья, несмотря на свою позицию, признал, что Паладьяна на предварительном следствии пытали. Что все показания из него выбивали.

Вас удивило, что судья так поступил? Признал пытки по отношению к Эдуарду Паладьяну?

Да ему просто деваться было некуда. Он обязан был это сделать. Хотя, мы все уже давно поняли, что в данном суде на закон все чихали. Но в ситуации с Паладьяном судья поступил, как требует того закон. И то с компромиссом – он признал недопустимыми не все допросы Паладьяна, а выборочно. Он посчитал, что допросы в ходе проверки показаний на месте, зафиксированные на видео, не были проведены с нарушениями закона. По его логике, раз на месте получения показаний было много людей, нельзя сказать, что к Паладьяну применялись пытки. Но ведь очевидно, что в ходе допроса человека никто не пытает. Его пытают перед допросом. А потом он дает показания. И Паладьян понимал, что если он не будет говорить, как надо следствию, то пытки продолжатся. Так что такое решение судьи тоже вызывает много вопросов.

На заседаниях несколько раз всплывало, что ход дела контролирует непосредственно ФСБ. Информация поступала даже от самих прокуроров. Насколько это практикуется в наших судах? Было ли такое в вашей практике?

В тех делах, в которых я участвовала, всегда имелось оперативное сопровождение ФСБ. Я не думаю, что ФСБ контролирует все дела. Скорее всего, только те процессы, которые причисляют к резонансным. Наше дело относится к их числу.

Хотелось бы поговорить о предстоящих прениях. Хватит ли тех доказательств, которые допустил судья Олег Волков для построения эффективной линии защиты в прениях?

В суде присяжных мы должны выступить красиво и просто, чтобы присяжные поняли, что, собственно, защита хочет до них донести. Это своеобразное подведение итогов того, что происходило в процессе весь год. Обвинение, естественно, будет ссылаться на показания Шолохова и Мирошникова. Больше у них ничего нет. А мы, в свою очередь, как раз будем говорить о том, что имеются только эти доказательства, а все остальные факты опровергают слова Мирошникова и Шолохова. Конечно, если бы судья разрешил нам представлять все наши доказательства, было бы намного проще. У прокуроров только слова. А в деле и без наших материалов есть доказательства, указывающие на невиновность фигурантов этого процесса. Например, биллинги. Сами следователи собрали достаточно доказательств, которыми можно не просто поставить под сомнение версию обвинения, но и полностью разгромить.

То есть, из материалов дела сразу понятно, что оно сфабриковано?

Да. Я, например, не занимаюсь делами, связанными с убийствами и не люблю эту категорию дел. Но когда я стала изучать дело Зиринова и посмотрела, какие вообще доказательства есть, я поняла, что оно - искусственно созданное. Поэтому я уже длительный промежуток времени веду это дело, болею за него всей душей и сердцем и очень хочу, чтобы мы победили.

А как Сергей Зиринов без адвоката будет защищаться в прениях?

У него есть возможность выступить, есть четкая позиция, которую он донесет до присяжных. Так и будет. Кроме того, обвинения других подсудимых пересекаются с обвинением Зиринова, и адвокаты, защищая своих подзащитных, волей-неволей будет приводить аргументы и в пользу Зиринова.

Судья сказал, что даст Зиринову еще одного, нового адвоката, прямо перед прениями, так как «назначенец» Олег Ткачев покинул процесс из-за болезни. Как вы относитесь к этому решению?

Никак не могу это комментировать. Это абсурд прямо, как у Кафки. Судья все время боится, что защита устроит ему какую-то гадость, например, адвокат заболеет или что-то еще случится. И будет сорван процесс. Хотя адвокаты никогда не срывали процесс в течении года. Чтобы себя подстраховать, он назначает еще одного адвоката. А то, что этот адвокат не сможет Сергея Зиринова защищать – это уже не имеет никакого значения. Главное, чтобы для мебели сидел человек, и не было формального основания откладывать процесс.

Получается, судья смотрит на защиту, как на своего оппонента?

Получается, так.

Как подсудимые воспринимают весь это процесс? Как переживают все происходящее в зале суда?

Они очень переживают за все происходящее в зале суда, потому что от этого зависит вся их дальнейшая жизнь и жизнь их семей. И они верят в объективность присяжных. Трое из подсудимых Эдуард Паладьян, Карник Асланян и Анастас Тильгеров на следствии дали показания против себя и Сергея Зиринова под пытками. Но в суде во время допроса они продемонстрировали, насколько эти показания противоречат здравому смыслу. А любые слова должны подтверждаться доказательствами, которые обвинение не представило. Прокуроры говорят, что якобы Анастас Тильгеров сам признался в соучастии в убийстве. Но если он сам копал яму для трупов, сам подыскал место для захоронения, то почему тогда он эту яму не нашел? Почему это место нашли следователи без его участия? Уже только этот эпизод о многом говорит и перечеркивает все слова Анастаса Тильгерова. Не говоря уже о Карнике Асланяне. На видеозаписи его показаний видно невооруженным глазом, как сотрудники правоохранительных органов подсказывают ему, куда нужно идти и что говорить. Посадить людей – у нас это раз плюнуть. А доказать, что действительно виновен – не каждый может.

По закону нельзя присяжным говорить, что к подсудимым применяли пытки. Но все равно защита пыталась на это намекать. Как вы думаете, присяжные это поняли?

Вообще в законе такого положения нет. Это уже интерпретация УПК нашими судьями. В законе сказано, что нельзя доводить до присяжных недопустимые доказательства и факты, которые способны вызвать предубеждение у присяжных в отношении подсудимых. Но наши судьи придумали такую «фишку», что присяжные не должны знать ничего о пытках и недозволенных методах следствия. А судья Олег Волков обошел всех – он уверен, что до присяжных вообще ничего нельзя доводить. Даже в Мосгорсуде и Московском окружном военном суде больше лояльных и объективных судей. Когда я участвовала в деле Анны Политковской, судья в этом процессе был настоящим арбитром. И стороны могли доносить до присяжных все, что считали необходимым. Это был настоящий суд, и я была восхищена этим судьей. Но во всяком случае, я думаю, что коллегия в нашем процессе про пытки поняла. Я на это надеюсь.

Есть ли опасения, что присяжные подвержены давлению. Например, прокуроры не раз докладывали в суде обстановку среди присяжных, например, то, что коллегия хочет в отпуск. Это было известно только им одним. Значит ли это, что у обвинения есть с присяжными контакт?

Обвинение может располагать большей информацией, чем сторона защиты, потому что прокуроры общаются с судьей. Это у нас тоже нормальная практика. Я рассуждать по этому поводу не хочу, но очень надеюсь, что на присяжных давление не оказывают. В других процессах с моим участием такое было. Судья, например, мог заглянут к присяжным и посоветовать им больше прислушиваться к стороне обвинения, произнеся фразы типа «понятно, что подсудимый виноват». Были случаи, когда в коллегию присяжных внедряли людей для того, чтобы был вынесен обвинительный вердикт. В принципе, наши правоохранители научились манипулировать судом присяжным в свою пользу. Но присяжные это все-таки не один судья, на которого легко давить, который находится в системе и выполняет требования этой системы.

За то время, как шел процесс, произошли два события, связанные с делом Зиринова. Это приговор в отношении бывшего нефтяника Виктора Палия, который признан виновным в мошенничестве по отношению к компаниям Сергея Зиринова. И задержание следователя Николая Шлапакова, который наложил арест на аквапарк родственников главного фигуранта с целью захвата. Могут ли как-то эти обстоятельства повлиять на исход данного процесса?

Нет, никак не могут. К сожалению, эти обстоятельства в нашем суде никоим образом не рассматриваются. Но эти факты подтверждают нашу позицию о том, что дело Зиринова было затеяно исключительно для того, чтобы отобрать у него бизнес. Эти аресты - яркая иллюстрация наших доводов.

Новости на Блoкнoт-Ростов-на-Дону